Российская и часть западной прессы полны аналитическими материалами о том, что экономика агрессора растет большими темпами и ее показателям могут позавидовать многие страны.
Если брать материалы Росстата, то каждый военный год устанавливает рекорды. ВВП растет быстрее, чем среднемировой, в промышленности и зарплатах рост вообще двузначный, безработица на историческом минимуме.
Однако, если несколько углубиться в цифровые, отметим пока доступные, показатели, то картина выглядит несколько иначе и совсем не дает оснований бить не только в пропагандистские, но и в обычные литавры. Налицо перегрев экономики за счет большого роста военной части промышленности и даже экономики вообще. О нездоровье экономики и финансов говорят скачки валютных курсов, огромный дефицит бюджета и сложности с финансированием войны.
Здесь мы подходим к тому, что в экономической теории называется трилеммой Манделла-Флеминга. Первый — канадский экономист, нобелевский лауреат 1999 года. Второй — английский экономист и государственный служащий. Работал заместителем директора научно-исследовательского отдела Международного валютного фонда. Они опубликовали свои работы примерно в одно и то же время. Современные учебники экономики используют название «модель Манделла — Флеминга» для открытой экономики нескольких малых стран.
Суть невозможной трилеммы или невозможной троицы состоит в том, что, во-первых, в экономике возникает не двойственная альтернатива вариантов управления, а тройственная. Причем каждая из них не сопрягается и противоречит другим настолько, что их одновременное осуществление невозможно.
Трилемма предполагает такие варианты:
- Фиксированный обменный валютный курс
- Свободное движение капитала
- Независимая денежная политика.
Фиксированный валютный курс уводит нас во времена СССР и несовместим со свободным движением капитала. Есть вариант более гибкого административного управления курсом, например, в Китае, Индии и России. Однако говорить даже в таком случае о свободном движении капитала не приходится.
Независимая денежная политика предполагает изоляцию от внешних финансовых воздействий и полное административное управление всей финансовой системой страны. Так было в СССР, так в Северной Корее со всеми вытекающими.
Что же мы имеем в российской экономике с финансами через два года войны.
Задача российского руководства состоит в реализации трех компонентов: финансировать в достаточной степени войну, удерживать население в спокойном состоянии желательно в апатии к внешним раздражителям любого вида и обеспечивать макроэкономическую стабильность. Такая себе попытка вопреки науке реализовать невозможную трилемму в российской практике.
Вроде бы на каком-то этапе что-то получалось, например, в определенной устойчивости к санкциям, но, во-первых, такая благость подходит к концу и, во-вторых, делается это за счет, не побоимся этого слова, будущих поколений. Им придется расплачиваться за негодную попытку противостоять объективным научным положениям.
На 2024 год в бюджете России предусмотрено на продолжение боевых действий против Украины и траты на армию, вооружение 6% ВВП, а в сочетании с тратами на силовиков — более чем в 8% ВВП. Впервые с коммунистических времен военные траты превысили социальные (менее 5% ВВП). В аннексированные территории (4 региона, не считая Крыма) уже вложено 1,7 трлн руб ($18 млрд), а в 2024 году только новых межбюджетных трансфертов для них ожидается еще почти на полтриллиона.
Не удивительно, что благодаря этим тратам российская экономика будет расти быстрее мировой, но ни Путин в своих выступлениях, ни штатные пропагандисты не скажут, что на войну приходится более трети этого роста.
До четвертого квартала прошлого года производства, связанные с войной, росли двузначными темпами. От них немного отстают те гражданские отрасли, которые также выпускают продукцию для фронта: от обмундирования до лекарств. Доходит до того, что некоторые предприятия прекращают выпускать хлеб и булочки и переключаются на военную продукцию. Гораздо выгоднее и сбыт гарантированный.
Отсюда следствие — война изменила структуру российской промышленности — оборонная часть стала преобладать над гражданской. Мощности загружены на 80,9%, предприятия работают в три смены. Соответственно резервов для наращивания предложения в экономике практически нет. Любое увеличение спроса будет выливаться в рост цен.
Неизбежное сокращение финансирования развития инфраструктуры и гражданского сектора неизбежно приводит к уменьшению производства не только товаров потребления, но и той части машиностроения, легкой промышленности, которая производит средства производства. Судя по всему, возрастающую потребность в таких товарах было решено удовлетворять через импорт.
Здесь подстерегала другая проблема. Для возрастающего импорта нужна валюта. Недружественная не подходит, да ее и очень мало. Из-за санкций и свертывания экспорта в Европу и США. Причем часто, как в случае поставок газа, по инициативе Москвы, а также из-за попыток административного перехода на рубль в международных расчетах.
В 2022 году проблемы не было из-за высоких цен на углеводороды и позднего введения санкций. Вот в следующем году ситуация начала меняться. И санкции ужесточаются и объем экспорта в денежном выражении уменьшается. С валютой нарастают проблемы. Даже с юанями.
Из Индии ее не вытащишь и поэтому начался переход на бартер. Товар на товар. Нефть на бананы и чай. Так себе выход. Столько бананов и других фруктов в Индии не найти, сами потребляют и с чаем все не заполнить. Тень 90-х гг. внезапно начала материализовываться в России. А как Путин хвастался, что ушли в прошлое беспокойные годы. Оказывается, что не очень далеко.
Как не крути, а по политическим причинам свободный валютный курс в России невозможен. Так или иначе, его приходится администрировать. Формально непрямыми действиями вроде обязанности экспортеров всю валюту возвращать в Россию. Так удалось на какое-то время не допустить резкой девальвации рубля, но это просто снижение температуры жаропонижающим, болезнь от этого не лечится.
По мере снижения объемов экспорта и уменьшения притока валюты, так или иначе, придется прибегнуть к административному валютному регулированию. Тогда свободного движения капитала не будет и все сосредоточится на бюджете.
Еще один предмет пропагандистской гордости. Безработица в 2,9% свидетельствует о максимальной занятости в экономике. В гражданских секторах настоящий дефицит, как квалифицированных специалистов, так и синих воротничков. Такой низкий уровень безработицы тормозит российскую экономику, потому что люди в дефиците. Одним из важнейших условий нормальной экономики по Кейнсу является наличие достаточного трудового ресурса. Однако его нет. Военный сектор высасывает из гражданского не только финансовые, но и трудовые ресурсы.
Выход напрашивается сам собой. Многие предприятия работают в три смены; нанимают женщин на традиционно мужские профессии токарей, операторов станков и водителей; где-то используют труд подростков либо переходят на четвертую смену, а это фактически круглосуточный производственный процесс.
Еще один способ. Переманивание кадров более высокой зарплатой. Особенно преуспевает в этом военный сектор. Однако безудержный рост зарплаты без повышения производительности труда, а откуда такому повышению взяться, прямой путь к инфляции.
Более того, военное и сопряженное производство уперлось в потолок физических и технологических возможностей. Кстати, в некоторой части промышленности стали сказываться санкции и ограничения. Параллельный импорт обходится все дороже и дефицитные комплектующие добывать становится очень сложно. Если же выходит из строя оборудование, то совсем плохо, так как его в чемодане не привезешь и заказать на Западе невозможно из-за санкций. Часто это штучное производство изготавливают считанные производители, и легко отслеживается заказчик или покупатель. Все это в комплексе перегревает рынок.
Мы уже видим следствия этого перегрева. Инфляция постепенно разгоняется, и сдержать ее становится все труднее. И это подогревает инфляционные ожидания населения и бизнеса. Все стремятся запастись валютой. Любой, хоть юанями, другой практически нет, но они не выглядят достаточно надежными, так как в Китае нарастают свои проблемы. Юань постепенно девальвируется, хотя в России по понятным причинам это не слишком заметно. Бизнес же любыми путями утаивает часть поступлений от экспорта и здесь раздолье для коррупционеров среди чиновников и прочих контролеров.
Весь этот военно-промышленный разгон чреват очень большими проблемами в будущем.
Так или иначе, но война закончится. И тогда возникнет большая сложность
Что делать с огромным военным производством, если в нем уже не будет необходимости.
Люди на военных заводах много работают, но и много получают. Что с ними делать? Просто уволить — значит породить сильнейшую социальную проблему. Сюда же относится и вопрос зарплаты. Под нее многие взяли ипотеку, и увольнение поставит их буквально в безвыходное положение.
Далее. Вернувшиеся с фронта перестанут получать военное жалование и как им быть? Причем это люди, умеющие обращаться с оружием, а его по российским просторам гуляет очень много. Некоторые с ним и вернутся в так называемую мирную жизнь. Их недовольство особенно чревато.
Неизбежно встанет вопрос о возмещении Украине разрушений, оккупации части территории и многих других претензий. Если Россия платить откажется, то санкции останутся и даже могут ужесточиться.
Если Москва платить согласится, то это дополнительная и огромная нагрузка на экономику с ее проблемами перехода на мирные рельсы. И тут нет какого-то технократического выхода, на который надеется Путин.
Война обладает своей логикой, преодолеть которую технократы не могут. В открытой экономике невозможно одновременно достичь свободы движения капитала, стабильного обменного курса и независимой денежно-кредитной политики. Решить трилемму невозможно.
Так называемые экономические успехи толкают на дальнейшие вынужденные и разрушительные краткосрочные решения. За раздутой военной экономикой последуют неизбежные спады. Они будут крайне болезненными, так как не функционируют или разрушены структуры, призванные смягчать их последствия и вывод экономики в нормальное состояние.
Похоже, Путин и его камарилья об этом не думают или надеются на чудо. Это общее свойство всех диктаторов и авторитарных правителей.
