В Музее современного искусства проходит выставка народного художника Азербайджана Гейюра Юнуса «На пути к истине».
Художник, покоривший самого Дэвида Рокфеллера, ученик и родственник великого Саттара Бахлулзаде, живая легенда азербайджанского искусства – говорить о творчестве этого непревзойденного мастера можно очень долго.
Будучи очень скромным и простым человеком, Гейюр Юнус редко дает интервью, считая, что за художника должны говорить его произведения.
Наша встреча с мастером состоялась в выставочном зале музея, спустя несколько дней после торжественного открытия, и в этом была особая прелесть.
Ожидая художника, я стояла одна, посреди огромного светлого пространства, потеряв счет времени и словно растворившись в неком чудесном мире, в который меня ввела одна картина за другой… Мир красоты и символов, полный содержательных рассказов и тайн, отгадать которые смогут лишь избранные.
Образы луноликих красавиц вызывают восхищение, а от пейзажей родного Азербайджана невозможно отвести взор.
Свыше 100 произведений, вошедших в экспозицию, объединяет неповторимый стиль Гейюра Юнуса, и пропустить такую выставку – сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Благо, у ценителей искусства и красоты еще есть такая возможность, так как выставка – юбилейная, приуроченная к 70-летию народного художника, а значит, продлится еще не один день.
На пути к истине мы поговорили с художником о прошлом и настоящем, что, безусловно, определяет любое будущее.
Гейюр Юнус дал эксклюзивное интервью #:
— Первое, что меня приятно удивило – Ваша простота и скромность. Будучи человеком, создавшим свою живую реальность, Вы ничем не подчеркиваете статус великого мастера…
— Все, что подчеркивает статус художника — должно быть в его картинах. А самому человеку стоит оставаться таким, каким он нравится Богу – скромным и простым. Я скромный, потому что я — мусульманин. В любом случае, каждый отвечает за себя.
Но в истории были художники, которых отличала природная экстравагантность. К таким я могу отнести Пикассо, Саттара Бахлулзаде…
— Вы помните день, когда впервые оказались в мастерской своего прославленного родственника, ставшего, по воле судьбы, Вашим главным наставником?
— Саттар вообще не пускал меня в мастерскую пока я не поступил в училище им.Азима Азимзаде. Он не любил продвигать родственников. В детстве я ходил в кружок рисования, а вечерами сидел во дворе нашего дома, под инжирным деревом и смотрел на звезды. Уже тогда я молил Всевышнего о том, чтобы он позволил мне постичь мир искусства.
Помню, отец говорил, чтобы я показал свои работы Саттару, но я очень этого стеснялся, хотя мы всегда были очень дружны, он часто бывал в нашем доме, дружил с моим отцом и его братьями.
Все случилось само собой.
Однажды настал и тот момент, когда Саттар представил меня людям из своего круга. Это были выдающиеся личности, такие как Мирза Ибрагимов, Сулейман Рустам, Кара Караев…
Никогда не забуду как я покраснел, когда он сказал им: «Вот, внук моего дяди. Очень талантливый молодой человек». Я готов был сквозь землю провалиться, думал, что он такое говорит?!
Саттар видел мой талант. Но мне потребовалось время, чтобы освоить технику, познать все тонкости. Я понимал, что нужно много учиться для того, чтобы стать профессиональным художником.
— Он делал Вам комплименты, говорил, например, что Вы оправдали его надежды?
— Нет, такие слова он никогда не говорил. Саттар был лишен всяческого пафоса. Но по его рекомендации я поступил в Академию Художеств в Тбилиси, он взял в Министерстве культуры направление, и меня зачислили вне конкурса.
А потом часто приезжал ко мне в Тбилиси. Его там тоже очень любили. Приедет, обнимет, всегда в первую очередь поинтересуется, как продвигается учеба. Помогал деньгами. Мы были очень близки с ним, он делился всем, что было у него на душе. Писал мне письма…
На 4 курсе я получил тревожную телеграмму. Не стало Саттара. Я не смог достать билет на поезд, и приехал только на следующий день после похорон.
— Когда состоялась Ваша последняя встреча?
— В 1972 году он в последний раз приехал ко мне в Тбилиси. В том же году в Союзе художников в Баку состоялась выставка, где впервые была представлена моя работа. Она висела рядом с двумя работами Саттара, и моему счастью не было предела! Это был пейзаж нашего родного поселка Амирджан. В 1973 году я приезжал в Баку на каникулы, успел застать Саттара перед тем, как его отправили на лечение в Москву. Больше мы не виделись.
— К тому моменту Вы себя уже ощущали сформировавшимся художником?
— Нет, абсолютно. Я даже не думал об этом. Мои мысли были поглощены учебой, мне казалось, что технически я все еще не готов, и я молился Богу, чтобы освоить все эти премудрости. Тогда мне и в голову не могло придти, что когда-то я приду к своему стилю. Мои ранние работы были совершенно другие.
Когда я учился в «азимзаде», я писал натюрморты также, как Саттар Бахлулзаде. Подражал ему, хотя понимал, что нельзя было этого делать. Саттару «донесли» об этом. И в очередной раз, когда я пришел к нему в мастерскую, он предложил мне налить себе чай, до которого я не успел дотронуться, как увидел перед собой вытянутую длинную руку Саттара: «Ты что вытворяешь», — крикнул он так, что у меня мгновенно выступил пот.
Успокоившись, он сменил тон, и сказал:
«Гейюр, это мой творческий путь. Ты же должен учиться, есть программа, которую ты должен пройти. И потом, когда у тебя начнется поиск, ты обретешь свой путь. Вот к чему ты должен стремиться. Мой путь не принесет тебе ничего…».
Эти слова я запомнил на всю жизнь.
— А когда Вы ощутили смысл этих слов на деле?
— В 1982 году я пришел к тому стилю, в котором сегодня меня знают все. Я написал портрет поэтессы Хейран-ханум. Мне очень нравились ее стихи, трогательные, пронизанные грустью. К тому времени мне дали маленькую мастерскую в Ахмедлы. На выставке я представил две работы – студенческую, и этот портрет. На первую никто не обратил внимания, а вторая имела огромный успех. Эльбек Рзакулиев увидев ее, сказал, что это новая веха в моем творческом пути.
— Многие Ваши картины несут тайну, что делает их еще более привлекательными и загадочными… Для Вас важно быть понятым зрителем?
— В каждой работе есть тайна. Художник не думает о зрителе, когда работает, как, например, писатель, или режиссер, он практически всегда пребывает наедине с собой. Я на зрителя не работаю. Я делаю свое дело, и в этом мне помогают мысли и душа.
— Вот, к примеру, тонкий и душевный пейзаж Губы с белыми деревьями…
— Наверняка вы были в Губе, видели горы, местную природу, людей… С одного ракурса всех красот порой не разглядеть. Поэтому я создал образное видение – горы, люди в парке, белые деревья вокруг. Это знаменитые «губанын аг алмасы». Есть даже такая песня. Я был там осенью и видел потрясающее зрелище, когда эти яблони буквально усыпаны плодами, а падающие на них лучи создают иллюзию перламутровой белизны. Волшебная красота…
— В чем секрет успеха?
— Когда я был молодым, я все время ждал вдохновения. Что вот-вот оно придет, и я начну творить. Но когда мне исполнилось 40, я понял — оно может не придти, или придти на день, два, а потом, снова исчезнуть надолго…
Когда ты становишься профессионалом, ты не должен ждать вдохновения. Надо работать каждый день, это — как молитва. Берешь кисть, краски, палитру, — вот и весь секрет.
— Выставки в Париже, Лондоне, Москве… Эксперт Sotheby’s назвал Вас самым оригинальным художником исламского мира. А как о Вас узнал Рокфеллер?
— Дэвид Рокфеллер приезжал в Баку в 1986 году. Он был не только известным банкиром и меценатом, но и большим ценителем искусства, поэтому посетил одну из наших галерей в Ичери шехер. Рокфеллер пришел с целой свитой своих людей.
Когда меня представили ему, переводчик сказал: «Ваши картины очень понравились господину Рокфеллеру и одну из них он хочет купить». Я стоял и не знал, что ответить, тогда ведь не было никакой частной продажи, а потом выдал им: «Обращайтесь к нашему руководству». Рокфеллер на это улыбнулся, и говорит: «Так вы же – автор, зачем к руководству?». На этом разговор и завершился. Он попросил меня сфотографироваться с ним на память, а потом я получил от него два письма. До сих пор храню их дома. Бумага с водяными знаками, конверт с печатью банка…
Через пару дней за этими письмами пришли представители КГБ, забрали, через 2 дня вернули.
— Но Рокфеллер не забыл Вас…
— Не меня. Он не забыл мою картину. После распада СССР его представители вернулись в Баку и наконец-то смогли забрать ее.
— Как она называлась?
— «Адам и Ева».
— Можете раскрыть стоимость той легендарной сделки?
— Нет, но Рокфеллер заплатил столько, сколько я сказал. Полагаю, для него это была сущая ерунда (улыбается, авт).
— Спасибо за интервью и дальнейших Вам творческих успехов!
— Благодарю.