Интервью # с российским политологом, директором по аналитическим проектам Агентства политических и экономических коммуникаций (Москва) Михаилом Нейжмаковым.
-Что стало триггером для ХАМАС, совершившего атаку на Израиль 7 октября, которая обернулась полномасштабной войной? Была ли эта инициатива самого движения или не исключен фактор внешних сил?
-Обсуждение возможных «спусковых механизмов» уже породило много, нередко, противоречащих друг другу гипотез. Сложно представить, что в Тегеране, как минимум, не знали о подготовке такой масштабной операции со стороны ХАМАС.
С другой стороны, в руководстве Ирана (даже в той узкой группе лиц, которая могла быть об этом осведомлена) вполне могли быть разные подходы к оценке таких планов — возможно, кто-то указывал и на риски для иранских интересов в случае, если ХАМАС пойдет на такую атаку. Включая сокращение возможностей для влияния Ирана на Ближнем Востоке в случае, если инфраструктура ХАМАС в Газе будет в значительной степени уничтожена израильскими военными, а также активизируются удары по инфраструктуре «Хезболлы» в Ливане и объектам в Сирии.
-В настоящее время дан старт терактам, которые уже имели место в Великобритании, на Кипре. Будет ли продолжение в различных точках мира?
-Это весьма вероятно. Более того, нынешний кризис вокруг Газы может расширить мобилизационные возможности радикальных исламистских группировок за счет привлечения недовольных действиями Израиля во многих странах мира.
В зоне риска будут находиться, в том числе, как ЕС, так и арабские страны, чье руководство носители более радикальных взглядов будут обвинять в бездействии в связи с ситуацией вокруг Газы и «сговоре» с Тель-Авивом и Вашингтоном.
Южный Кавказ и постсоветскую Центральную Азию эти процессы тоже могут затронуть, хотя и, вероятно, в меньшей степени. Но рост активности радикальных исламистских группировок по всему миру, скорее всего, станет стимулом для более тесного взаимодействия спецслужб стран СНГ (естественно, в тех случаях, когда отношения между представляемыми ими государствами, как минимум, нейтральные).
Прошедшее в октябре 2023 года в Баку заседание Совета руководителей органов безопасности и спецслужб государств-участников СНГ стало одним из публичных проявлений такого взаимодействия на фоне только начинавшейся новой эскалации вокруг Газы, но, вероятно, в конце 2023 — 2024 годах можно ожидать более активных новых шагов в рамках подобного сотрудничества.
-Известно, что Иран – ярый враг Израиля. К тому же наш южный сосед не раз выражал недовольство дружбой между Азербайджаном и Израилем, сочиняя мифы о наличии на территории нашей страны израильских баз. Учитывая эти аспекты, какова вероятность того, что Тегеран под «ближневосточный» шумок может попытаться пойти на инциденты террористического характера в Азербайджане?
-Учитывая, что внимание Ирана сейчас отвлечено на ситуацию вокруг Израиля, а также усиление военного присутствия США в регионе Большого Ближнего Востока (хотя, пока скорее связанное с символическими шагами, чем с реальным усилением угроз для Тегерана), это может сковывать его возможности по продвижению своих интересов в других регионах, включая Южный Кавказ.
Безусловно, это не значит, что ИРИ будет целиком игнорировать ситуацию в этом регионе, иранская сторона будет напоминать о себе и на этом направлении.
Вспомним, хотя бы, недавнюю встречу в Тегеране в формате «3+3» (а фактически, «3+2») на уровне глав МИД или визит в Ереван министра дорог и градостроительства ИРИ Мехрдада Базрпаша. Опять же, маловероятно прямое открытое втягивание Ирана в конфликт вокруг Израиля.
Однако Ирану придется тратить дополнительные ресурсы на поддержку ХАМАС, «Хезболлы» и, во многом, Сирии в новых условиях. Держать свои силовые подразделения наготове для того, чтобы, при необходимости, демонстративно перебросить их в регионы своей страны, граничащие с зонами, где может усилиться активность американских военных (прежде всего, в районе Персидского залива). Ориентировать свои спецслужбы на решение задач, связанных, прежде всего, с ситуацией вокруг Израиля. Поэтому пока наблюдается кризис на Ближнем Востоке (по крайней мере, в нынешнем формате) вероятность усиления активности Ирана на Южном Кавказе, наоборот, снижается.
-Как, по-вашему, насколько долго продолжится палестино-израильская война, и как изменится геополитическая картина в регионе по ее окончании?
-В любом случае, крайне маловероятным остается прямое открытое военное столкновение между США и Ираном, вероятность которого активно обсуждалась в последние недели.
В целом же, возможно два направления развития событий. При более умеренных сценариях операция израильских сил в Газе будет, все же, носить ограниченный масштаб, который не подорвет влияния ХАМАС на этот сектор принципиально.
Такой сценарий не исключен — тот факт, что ЦАХАЛ пока (по ситуации на начало дня 24 октября) не начинает наземную операцию, может говорить, что в Тель-Авиве рассматривают и более компромиссный сценарий.
Кстати, формирование в Израиле правительства национального единства с включением туда представителей оппозиции может быть не просто отсылкой к событиям «Шестидневной войны» 1967 года, когда в состав кабинета Леви Эшколя вошел, например, один из ключевых критиков правительства Менахем Бегин. Но может говорить и о стремлении Биньямина Нетаньяху разделить ответственность с оппозицией на случай, если придется идти на непопулярные компромиссы с ХАМАС, «Хезболлой» и Ираном.
При более жестком сценарии Израиль будет ориентироваться на максимальный подрыв влияния ХАМАС, но это также может потребовать достаточно длительных усилий со стороны ЦАХАЛ. Это создает целый ряд новых дестабилизирующих факторов.
Например, подрыв влияния ХАМАС в Газе вряд ли будет означать, что сектор перестанет быть мобилизационной базой для радикальных группировок, эту нишу кто-то займет. Такой ситуацией может воспользоваться и «Исламское государство» (запрещено в России). Кроме того, более длительная эскалация вокруг Газы может предполагать и повторение ударов Израиля по объектам в Сирии, что может осложнить обстановку в этой стране.
Также стоит учитывать, что нынешний ближневосточный кризис несет издержки и для США, и для Китая.
Например, для Пекина также нежелательны скачки цен на энергоносители в этих условиях. Не исключено, что при определенных сценариях Вашингтон и Пекин попытаются активизировать контакты на фоне этого кризиса.
Вспомним призыв госсекретаря США Энтони Блинкена к КНР использовать свое влияние, чтобы не допустить расширение конфликта на Ближнем Востоке. Хотя сейчас мы наблюдаем публичные противоречия между этими игроками (отметим реакцию КНР на противодействие со стороны США принятию бразильского проекта резолюции Совбеза ООН по ситуации вокруг Газы), нельзя полностью исключать сценарий, при котором Вашингтон и Пекин пойдут на определенные уступки друг другу в рамках непубличных переговоров по ближневосточной проблеме.
