«Мимода», как препарированная любовь от театра ADO
Аждар Улдуз специально для «Зеркала»
Не каждый морг – анатомический театр, но каждый театр – по-своему, морг для препарированных чувств и отношений. Впрочем, в основе всегда лежит труп драматургического произведения, где мертвыми словами и предложениями оформлены в строгий патологоанатомический протокол когда-то живые эмоции. Крепость сюжета в таком деле важна ровно настолько, насколько важна прочность кальция в скелете трупа. То есть утилитарно – для зрителей-читателей, чтобы произведение не развалилось ошметками гниющей плоти в руках, когда его взяли на «посмотреть-пощупать», и для будущих некромантов от искусства – критиков, театроведов, и прочих паразитов ли, симбионтов от творческого начала.
Некогда запрещенный, как поговаривают, спектакль «Мимода» единственного андерграундного театра в Азербайджане АДО, на прошлой неделе снова игрался на сцене театра… на сцене, расположенной на втором этаже старого бакинского дворика. Андерграунд на вторых этажах – это вообще очень символично для страны, где мутировал сам принцип неформального искусства, существующего исключительно благодаря поддержке различных официальных структур. Такой уж мы социум – самый терпеливый, самый законопослушный… пардон, не закону, а государству-послушный, и потому даже протестные формы в творчестве рождающий исключительно через высокопоставленные резолюции. Впрочем, и это тоже – своеобразная форма выживания, даже для протеста против формализма.
Сказать, что «Мимода» — революционна, было бы неверно. По современным театральным меркам постановка вполне укладывается в рамки «разрешенного бунтарства», «легитимного протест-минимализма», «форматного неформализма». Причем от всего этого она не перестает быть качественной, скорее наоборот. Практически во всем спектакле ощущается профессиональный подход, не переходящий в банальное ремесло, как это случилось с государственными репертуарным театрами. Актерская игра – технична, сценография – продуманна, звуковой ряд… эмм, нарочито «грязный» на стыковках? Не знаю, тут ведь можно попасть в ловушку «красоты в глазах смотрящего», когда критик додумывает за автора, и приписывает ему свои мысли, а сие не есть хорошо… хотя порой и неизбежно.
В целом спектакль оставил самые благоприятные впечатления, ведь когда со сцены тебе показывают самый жестокий натурализм в отношениях между мужчиной и женщиной, включая насилие и абюзинг, а тебя самого при этом так же жестко «фреймируют», абстрагируют от чужой трагедии, причем, как ни парадоксально, посредством интерактива, все печальное становится смешным. И не печальное тоже, например, секс. Секс вообще смешон, если смотреть на коитус со стороны. Фрикции, пыхтенье, страданье, когда не получается, и наоборот, эйфория, когда все получилось – все это очень просто выставить смешным для стороннего наблюдателя. Но «Мимода» не просто о сексе, она – об отношениях. А отношения не могут существовать вне социума. И вот здесь, наверное, был единственный момент, который не просто смутил, но вызвал ощущение «железа по стеклу».
Речь идет о сцене с неким священнослужителем и его помощницей, пришедшими легитимизировать сексуальные отношения героев. Я убежденный антиклерикал, и не отношусь положительно ни к одной из религиозных конфессий, однако тут меня смутило другое: в качестве жреца, выполняющего функцию социального абюзера, указан священник христианский. Смелость по-советски, конечно, невольно напомнившая анекдот: «у нас тоже каждый может выйти на Красную Площадь и сказать, что Рейган – дурак!». Впрочем, история с «Шарли Эбдо» свою роль сыграла, последняя из авраамических сект сумела создать настоящий террор, так что негоже, наверное, обвинять прочих в трусости, когда и сам не рискую связываться со сторонниками «самой миролюбивой» из религий. Так что, будем считать, что «пепел Джордано Бруно стучится в сердца» создателей спектакля, как сказал бы незабвенной памяти Остап Бендер. И завершу этот негативный абзац критикой в адрес исполнителя роли священника. Самые смешные шутки, как известно, произносятся с серьезным выражением лица. И то, что актер никак не мог сам удержаться от смеха, изрядно портило впечатление от этой сцены. Партнерша его (некая условная Мария) играла намного сильнее, и только ее профессиональный подход спас, можно сказать, «вытащил» сцену из возможного актерского провала. Господа хорошие, если это было «задумкой», то с какой целью? Фреймировать зрителя согласно заветам Бертольда Брехта? Еще больше отстранить от возможного сопереживания, чтобы зритель, болезный, не почувствовал самого себя в роли жертвы, и продолжал ходить в театр? Отмазочка, конечно, рабочая, можете использовать, но помните, что это всего лишь отмазка. Потому что именно эта сцена и именно из-за «смехуечков» актера смотрелась очень кустарно. Плохо смотрелась. В отличие от всего спектакля. Что, согласитесь, обидно.
Поскольку я считаю, что спектакль этот смотреть надо, не стану «спойлерить» и пытаться здесь анализировать историю, которую рассказывает «Мимода», заодно пересказывая ее тут. Лучше сходите и посмотрите сами, оно того стоит. Зритель у театра АДО есть, и зритель настоящий, небезразличный, молодой, и тоже – неформальный… насколько это вообще возможно в условиях тотального конформизма. Достаточно упомянуть, что билеты на «Мимоду» распродаются еще до спектакля, причем через веб-кассы, а это в наше время дорогого стоит. А значит любовь человека к театру, в отличие от любви человека к человеку, препарированию не подлежит. Она все еще – живая. Возможно – благодаря творчеству театра АДО. Даже с учетом всей критики.
