Признаться, даже когда просто произносишь слово «дипломатия», на ум сразу приходят такие слова как «рамки» и «ограничение», потому что есть такая известная фраза, которую приписывают французскому министру иностранных дел Талейрану, что язык дипломату дан для того, чтобы скрывать свои мысли.
Но этого не скажешь про дипломатов нашего северного соседа – России. Они, как правило, не утруждают себя, чтобы как-то подобрать слова и выражения, придать обтекаемую форму или вид своим высказываниям и заявлениям. По этой причине, российскую дипломатию специалисты называют «силовой дипломатией».
Но, как ни странно, на прошлой неделе, когда российский министр иностранных дел Сергей Лавров заговорил о великом Туране и туранизме, когда пытался проанализировать тенденции в тюркских республиках бывшего советского сегмента, первый дипломат пытался сохранять спокойствие и равновесие. Но то, что он специально остановился на этом вопросе еще раз ознчает, что эта тема интересует и заботит не только отдельных политологов и политических аналитиков.
Заметим, что вопросы, связанные с возрождением тюркского единства, «тюркской полосы», которая возникла после распада советской империи, бурно обсуждались в российской печати еще в девяностые годы прошлого века.
Но потом интерес к ней временно пропал,- да, по той простой причине, что процессы в молодых тюркских республиках получили другое содержание: тут возникли авторитарные режимы и новая местная политическая элита, которую привлекали не идеи романтического туранизма, а холодный политический расчет и довольно прагматические ожидания. Надо сказать, что и Турция не была готова стать «мотором» тюркского единства. Поэтому тут возникает резонный вопрос: а чем вызван теперешний интерес к уже забытой теме?
Как ни странно, все началось после того, как Анкара стала принимать более активную роль в урегулировании карабахского вопроса. В Москве поняли, что разговоры о тюркском единстве не являются проявлением политической конъюнктуры – нет, Баку по сей день не отрицает, что более активное участие Турции в вопросе карабахского урегулирования диктуется требованиями национальной безопасности Азербайджана.
Но ограничить этот процесс исключительно карабахской темой было бы неверно – нет, тюркский и мусульманский вопрос в России имеет другой подтекст. Десять процентов населения России составляют мусульмане, в этнической структуре страны заметным образом представлены тюркские народы и народности. Плюс, используя тюркские республики бывшего СССР, Россия по сей день строит свои геополитические конфигурации.
Когда возникли НАТО и ЕС, в их основе была конкретная идея. Но этого не скажешь про СНГ и ОДКБ. Некоторые аналитики назвали их «культурным бракоразводным процессом».
Конечно, нельзя сказать, что в регионе вообще нет опасных вызовов – нет, они есть, и среди них особое место занимает религиозный фанатизм. Но это вовсе не значит, что страны Центральной Азии могут преодолеть их только в союзе с Россией. Конечно, это не так. Тут достаточно заметить, что Турция в борьбе с религиозным и этническим фанатизмом имеет богатый опыт, даже гораздо богаче, чем Россия.
России не удалось создать свой этнический –славянский союз. Нет, Украина ушла из плоскости геополитического влияния Москвы. Так же уйдет когда-нибудь Беларусь. И придет время, когда сменятся нынешние политические режимы в Центральной Азии, на их смену придут более демократические и прагматичные силы.
Тогда люди поймут, что Москва эксплуатирует не только экономические ресурсы этих стран, но также их геополитические и геоэкономические ресурсы.
Анализы показывают, что для стран Центральной Азии большую опасность представляют не другие государства региона, а именно Россия. Например, только в российской печати обсуждаются такие вопросы, как возрождение СССР, даже оккупация северных территорий Казахстана. И все дело в том, что интеграция тюркских республик не является простой галлюцинацией, нет, это есть реальный процесс – ушла Украина, уйдут и страны Центральной Азии. России придется попрощаться также со своим региональным геополитическим статусом…
