Так получилось, что август является очень тревожным месяцем. Первая мировая война началась 1 августа, 23 был подписан Пакт Молотова-Риббентропа, который фактически означал начало новой мировой трагедии, получившей название Вторая мировая война.
Уже в новейшей истории ГКЧП дал толчок развалу СССР, а в 1998 году дефолт дал старт переходу в новое экономическое состояние всего пространства бывшего СССР.
А август 2008-го запомнился «трехдневной российско-грузинской войной», в результате которой были аннексированы Абхазия и Южная Осетия.
О еще одной августовской дате уже стали забывать, но аннексия Крыма и вторжение России на украинский Донбасс снова напомнили о печально известной «доктрине Брежнева» и о том, что в ночь на 21 августа 1968 года советские войска и части пяти других стран Варшавского договора оккупировали Чехословакию, положив конец Пражской весне.
Есть что-то мистическое в последовательности событий весны-лета 1968 года. В марте прошли студенческие беспорядки в Польше. Тогда правящим коммунистам удалось с ними справиться, но они положили начало движению «Солидарность», которое серьезно надломило мировой коммунизм.
В мае Париж покрылся баррикадами, левые радикалы попытались начать революцию. Она провалилась, но даром не прошла. К июню стало понятно, что пражским реформаторам и советским консерваторам вместе не ужиться, и кто-то должен уйти, пусть и с помощью силы. Тогда потрясение вторжением выпало на долю чехов и словаков.
Кремлевские страхи
К 1968 году реформы в Чехословакии назрели уже давно. В других странах готовились памятники Сталину демонтировать, в Праге Первомай 1955 года был отмечен помпезным открытием памятника вождю всех народов. Только после XXII съезда КПСС в 1962 году из центра Праги убрали «очередь за мясом» — так горожане называли монумент Сталину. На нем композиция изображала генералиссимуса во главе целой толпы рабочих, колхозниц, солдат и прочих представителей чехословацкого и советского народов.
Вторая половина 1960-х гг. стала эпохой расцвета искусства, прихода нового поколения писателей, художников и режиссеров, чьи мысли и творчество не укладывались в жесткие рамки социалистического реализма. Новые веяния затронули и партию. Коммунистическая интеллигенция и молодое поколение партийных аппаратчиков хотели, чтобы «старики» уступили им место.
Особенно большой вклад в подъем национального самосознания и общественной активности чехословацкого общества в конце 1960-х гг. внесла гуманитарная интеллигенция. Историки активно поддерживали позиции литераторов, выраженные на IV съезде Союза чехословацких писателей в июне 1967 года. Выступавшие на съезде поднимали проблемы борьбы за демократию и прогресс, за свободу слова и отмену цензуры, за реализацию гуманистических целей социализма.
Эти сдвиги вызвали в конце 1967 года политический конфликт, который привел к смене руководства. Президент Антонин Новотный был снят с поста первого секретаря ЦК Компартии Чехословакии (КПЧ). На этот пост был избран лидер словацких коммунистов Александр Дубчек, выпускник Высшей партийной школы при ЦК КПСС, выступавший за обновление политики партии. В Москве к этому выбору отнеслись спокойно.
Новые руководители не имели программы реформ, да и в большинстве своем они реформаторами не были. Тем не менее, все понимали, что делать что-то все-таки надо. Страна ждала перемен, и игнорировать это было уже нельзя.
Однако — сначала свое кровное, а потом все остальное, общественное. В верхах началась борьба за портфели и должности. Как писал Зденек Млынарж, «…на протяжении целых трех месяцев партийное руководство решало вопросы, связанные с распределением кресел в верхушке партийного и государственного аппарата, и именно поэтому невозможно было приступить к осуществлению продуманной политики реформ… Хотя руководство партии решило еще в январе подготовить «Программу действий КПЧ», и она была составлена в конце февраля, ее принятие затянулось до начала апреля». Так было упущено драгоценное время, что и обернулось трагедией в августе 1968 года.
Затяжной характер политического кризиса, упорное противодействие Новотного и его сторонников Дубчеку, ряд скандальных происшествий 1968 года, например, побег в США генерала Яна Чейны, сопровождаемый слухами о неудавшейся попытке военного переворота с целью возвращения к власти Новотного, все это усиливало позиции реформаторов, которых в руководстве партии и государства становилось все больше.
Радикализация ситуации в обществе буквально вынудило тогдашнее руководство компартии принять «Программу действий КПЧ», подготовленной реформаторами Радованом Рихтой, Отой Шиком и Павлом Ауэспергом. В ней подвергались критике чрезмерная централизация и бюрократизм, подчеркивалась специфика «чехословацкого пути к социализму», говорилось о необходимости демократизации и обеспечения гражданских свобод — при сохранении ведущей роли компартии. Все это во многом напоминает советские программные документы времен перестройки. В политическом смысле предлагался отказ от наиболее одиозных форм партийного доминирования, своего рода косметическая операция.
Несколько смелее была экономическая программа реформаторов, команду разработчиков которую возглавил экономист Ота Шик, назначенный вице-премьером правительства. Она предполагала введение элементов рыночного хозяйства при сохранении стратегического планирования, открытие чехословацкой экономики для международной конкуренции, расширение прав предприятий за счет снижения контрольных функций экономических министерств. Сами по себе предложения пражских реформаторов не должны были вызвать большую настороженность Кремля. Тем более, что нечто подобное уже было внедрено в соседней Венгрии ее руководителем Яношем Кадаром — и ничего, небо на землю не упало.
Однако в Чехословакии началось то, что и вызвало категорическое неприятие советского брежневско-сусловского руководства. На партийных собраниях вначале робко, а потом все чаще стали раздаваться требования большей демократизации. В марте была отменена цензура, и на страницы газет и экраны телевизоров прорвался вал разоблачений тоталитарного прошлого. Зденек Млынарж писал: «Началась открытая критика методов работы КПЧ, профсоюзов, органов госбезопасности и юстиции, и, как следствие, сняли с постов ряд секретарей ЦК, руководителей Центрального совета профсоюзов, министра внутренних дел и генерального прокурора».
В июне 1968 года 300 историков новейшего времени, собравшиеся на философском факультете знаменитого Карлова университета в Праге, выступили с требованием свободы научной работы, освобождения исторической науки от политической и идеологической опеки и создания автономных демократических организаций самих историков. В программных принципах намеченного на лето 1968 года XVI съезда КПЧ, эти требования получили довольно полное отражение.
В газете Literární listy (Литературные страницы) писатель Людвик Вацулик 27 июня 1968 года опубликовал манифест «Две тысячи слов, обращенных к рабочим, крестьянам, служащим, ученым, работникам искусства и всем прочим» (Две тысячи слов), который подписали многие известные общественные деятели, в том числе и коммунисты. В этом либеральном по духу документе был подвергнут критике нездоровый консерватизм КПЧ и провозглашались идеи демократизации политической системы и введения политического плюрализма. Манифест был перепечатан в центральных газетах Prace (Труд), Mlada fronta (Молодой фронт) Zemedelske noviny (Сельскохозяйственная газета). Он был особенно негативно воспринят руководством СССР.
Выступая по телевидению 18 июля 1968 года, Александр Дубчек произнес фразу, которая стала политическим термином. Он заявил о желании построить «социализм с человеческим лицом» (чеш. socialismus s lidskou tváří). Он воспользовался образом американского политолога Артура Хедли, автора книги «Власть с человеческим лицом» (Power’s Human Face, 1965).
Советское руководство сочло Программу КПЧ ревизионистской, «ведущей к мирному перевороту в стране и к отрыву союзника от Варшавского Договора». По мнению Брежнева, чехословацкое руководство «разложило армию» и подорвало основы внешней политики ЧССР. Об этом он сказал 4 мая 1968 года на встрече руководителей КПСС и КПЧ в Москве, но общего языка стороны не нашли. Реформы, особенно связанные с устранением цензуры в печати, встретили резкую критику в СССР, Польше, Венгрии, Болгарии и ГДР. Дубчек, однако, имел поддержку со стороны коммунистов Западной Европы, а также Румынии и Югославии.
На фоне всех этих событий продолжали ухудшаться отношения СССР с Румынией. Реальной стала угроза ее выхода из Варшавского договора. Министр обороны СССР маршал Андрей Гречко на заседании политбюро заявил: «Теперь ясно, что они (руководители Румынии — авт.) — за пересмотр всего Варшавского договора в целом». Однако нельзя было полностью исключить эффект домино в отношении других стран-членов Варшавского договора. Критика, раздававшаяся в чехословацкой прессе, свидетельствовала о том, что и Чехословакия могла последовать за Румынией.
Чтобы хоть как-то ослабить влияние событий в Праге на советское общество, в первую очередь на интеллигенцию, в «Литературной газете» были помещены ответы на статьи чехословацких писателей, в частности, знаменитого путешественника Иржи Ганзелки и писателя Яна Прохазки. Сначала их статьи печатались рядом с ответом обозревателя газеты. Ответы были настолько бледными и не выдерживали никакого сравнения с острым пером Иржи Ганзелки и Яна Прохазки, что потом чехословацких писателей печатать перестали. В советских газетах все чаще появлялись истерические статьи об угрозе социализму, о подрывной деятельности западных спецслужб и их агентуре в руководстве КПЧ. При этом имена Александра Дубчека и его товарищей не назывались, но намеки становились все более прозрачными.
Предметом особого беспокойства Москвы стала оппозиционная деятельность находившихся в эмбриональном состоянии, небольших по численности политических объединений КАН и К-231, требовавших запрещения КПЧ и суда над ее прошлыми руководителями. Кремль волновала «распущенность» чехословацких средств массовой информации. В них все чаще задавался вопрос: если Чехословакия строит «социализм с человеческим лицом», значит ли это, что у социализма в СССР, в вечной дружбе с которым продолжали клясться Дубчек и его соратники, лицо нечеловеческое?
Лидеры партии уже не поспевали за переменами в обществе. Дубчек оказался между трех огней — большинством общества, требовавшим продолжения реформ, раздраженной Москвой и консервативным крылом в собственном партийном руководстве. Он пытался наладить диалог, убедить всех — рабочих, аппаратчиков, интеллигенцию, Кремль — в том, что социализм с человеческим лицом возможен.
В Праге говорили о неформальной встрече руководства страны с группой известных интеллектуалов, состоявшейся в начале июля по инициативе премьер-министра Черника. Был там и молодой драматург Вацлав Гавел. Позднее он вспоминал о том, как, выпив для храбрости коньяку, подошел к Дубчеку, чтобы заверить его: «У нас в социализм верят практически все. Даже я, хоть мой отец был когда-то миллионером…». В чехословацких газетах и журналах ничего хорошего о Советском Союзе в те дни не писали. Все чаще на совещаниях в Кремле поднимался вопрос о возможности применения военной силы для разрешения кризиса.
«Мороз ударил из Кремля»
Так назвал свою книгу о событиях пражской весны Зденек Млынарж, и оно в полной мере отражает драматические события того времени. В Москву 4 мая прибыл Александр Дубчек во главе партийно-правительственной делегации. Беседа с Брежневым, Подгорным, Косыгиным и секретарями ЦК КПСС продолжалась долго — более девяти часов — и вызвала в Кремле нескрываемое раздражение.
Майский 1968 года пленум ЦК КПЧ, на который рассчитывала Москва, не принес никаких изменений в расстановке политических сил, наоборот, реформаторы даже укрепили свои позиции в партии и правительстве.
Отношения между КПСС и КПЧ продолжали тем временем ухудшаться и постепенно достигли критической точки. Ситуация стала сопоставимой с советско-югославским разрывом 1948 года. В середине июля по каналам КГБ из Праги пришло секретное письмо на имя Брежнева от кандидата в члены президиума ЦК КПЧ Капека. В нем сообщалось, что «В ЦК КПЧ группа из руководящего состава партии овладела всеми средствами массовой информации и ведет антисоветскую и антисоциалистическую работу». В конце письма Капек прямо призвал: «Я обращаюсь к вам, товарищ Брежнев, с призывом и просьбой оказать братскую помощь нашей партии и всему нашему народу в деле отпора тем силам, которые создают серьезную опасность самим судьбам социализма в Чехословацкой Социалистической Республике».
На очередном заседании Политбюро ЦК КПСС 19 июля Брежнев заявил, что в отношениях с Чехословакией наступил новый этап. Время, по его словам, «работает не в нашу пользу, против нас. Сейчас в Праге ждут приезда президентов Чаушеску и Тито, идет разговор о каком-то дунайском сговоре, дунайской встрече». Брежнев подчеркнул, что КПЧ получила поддержку в европейском коммунистическом движении, а итальянская и французская коммунистические партии призвали к проведению европейского совещания, где действия ЦК КПЧ могут получить одобрение.
Политика давления на Прагу во многом облегчалась относительно нейтральным отношением к происходившему западных стран. Встреча с государственным секретарем США Дином Раском, состоявшаяся 22 июля, показала, что американцы, занятые войной во Вьетнаме, не хотят вмешиваться в конфликт. Политическому руководству СССР стало ясно: реализация «крайних мер» не приведет к активному противодействию со стороны США. Вашингтон не хотел дополнительной конфронтации с СССР. В этом американская администрация ошибалась. Как раз твердая позиция в защите Чехословакии серьезно бы ограничила влияние советских ястребов и в будущем облегчила бы выход из вьетнамской войны.
Согласно решениям политбюро от 19 и 22 июля, началась спешная практическая проработка «крайних мер». Была подготовлена 20 июля первая, а 26 июля — вторая редакция Декларации от имени Политбюро ЦК КПЧ и Революционного правительства ЧССР о внутренней и внешней политике, а также «Обращения к гражданам ЧССР, к чехословацкой армии». Эти документы должны были быть обнародованы после того, как войска СССР и других стран Варшавского Договора войдут в Чехословакию. Начался обратный отсчет времени.
Последние советско-чехословацкие переговоры 29 июля — 1 августа 1968 г. проходили при участии почти всего состава, как политбюро ЦК КПСС, так и президиума ЦК КПЧ. Они состоялись на словацкой пограничной с Украиной станции Чиерне-над-Тисой. В Москве она задумывалась скорее как форма массированного давления; ставка делалась на то, чтобы заставить Прагу пойти на уступки и изменить свою позицию. Накануне переговоров в политбюро ЦК КПСС поступили почти одновременно послания от Чаушеску, Тито и 18 европейских компартий, в которых содержалась просьба не оказывать слишком жесткого давления на руководство Чехословакии.
Встреча оставила у обеих сторон глубоко негативное впечатление. Пражскому руководству во главе с Дубчеком предложили еще раз высказать свою позицию на многосторонней встрече делегаций братских партий социалистических стран. Делегация КПЧ не скрывала удивления: зачем собираться еще раз? Но была вынуждена согласиться при условии, что встреча состоится на территории Чехословакии и не станет вмешательством во внутренние дела. Такая встреча в начале августа состоялась в Братиславе. Но ничего нового она не принесла.
Все лето готовилось вторжение под прикрытием военных учений. В мае — июне — учения советских соединений и частей; в июле — учения войск ПВО стран Варшавского договора «Небесный щит»; в июле — августе — учения тыловых частей и подразделений ряда западных военных округов Советского Союза под условным наименованием «Неман»; в августе — совместные учения войск связи ГДР, Польши и СССР. Всякий раз при этом Москва старалась затянуть сроки учений.
Примечательными в этом отношении стали проведенные в июне — июле непосредственно на территории Чехословакии командно-штабные учения армий Польши, ЧССР, ГДР и СССР. Подводя итоги, командующий Объединенных вооруженных сил стран Варшавского договора маршал Иван Якубовский оценил состояние боевой подготовки чехословацкой армии как неудовлетворительное и предложил продолжить учения, не определив срока их завершения. После бурного протеста чехословацкой стороны учения были завершены, однако отвод союзных войск, и прежде всего советских, из района проведения был задержан. Большая часть из них впоследствии не была возвращена в места постоянной дислокации, а разместилась в непосредственной близости от чехословацкой границы.
Между тем в Чехословакии усиливалась еще одна очень тревожившая советское руководство тенденция. В верхах чехословацкой армии все громче раздавались голоса за выход страны из Варшавского договора. Инициаторами стали Военный институт социальных исследований, Военно-политическая академия имени Клемента Готвальда и отдел военно-административных органов ЦК КПЧ во главе с генералом Прхликом. В Кремле решили, что ждать больше было нельзя, и Брежнев согласился начать вторжение.
Проблемы чехословацких реформаторов были не только в подавляющем военном преимуществе СССР и его союзников.
Субъективно никаких глубинных преобразований Дубчек и его ближайшее окружение не планировали и к бурному развитию событий оказались не подготовленными. Не велась серьезная аналитическая работа, поэтому оценки действий советского руководства и западных стран оказались неверными.
Дубчек не хотел конфликтов как внутри своего ЦК, так и с Москвой. Но аппаратными способами проблемы уже было не решить. Нужна была кардинальная чистка партийного, государственного аппарата, в первую очередь армии и спецслужб, буквально пронизанных советской агентурой. Возможность вооруженного противостояния вторжению в советских штабах даже не рассматривали, а ведь в аналогичной ситуации в Польше времен «Солидарности» именно вероятность вооруженного отпора заставила Юрия Андропова сказать: «Лимит на интервенции исчерпан».
Пражскую весну часто рассматривают как генеральную репетицию советской перестройки. Скорее это фигура речи, так как за восемь месяцев 1968 года реально ничего не успели сделать. Разве что таксисты в Праге получили свободу в самостоятельных поездках по улицам столицы и выборе пассажиров.
Сейчас ясно, что социализм советско-ленинского образца реформировать было невозможно. Он провалился везде. Начиная от Югославии Тито, до попыток чехословацких реформаторов и даже еврокоммунистов в Италии, Франции и Испании.
Идеализм реформаторов столкнулся с реальностью как в Праге в 1968 году, так и в СССР 1980-90 гг.
